Каталог

Новые роман Дмитрия Быкова «Июнь» - пацифистское высказывание, манифест свободы и миролюбия, источник нормальности и сопереживание ощущению ее потери. Нет, он совершенно неоднороден и далеко не так однозначно хорош, как пишут восторженные фанаты. Три неоднородные части, разный слог, стиль, наполненность мыслью. Складывается впечатление попытки донести свою мыслеболь до каждого, кто способен читать – молодого, неоперившегося и фрустрирующего юноши, взрослого и еще кого-то вневозрастного, но уже перекинувшего мостик из этого мира в мир параллельной реальности.

Кто становится основой массовых движений, почему апологеты легко меняют свою «веру» и переходят из течения в течение, каковы принципы формирования движений от идейного вдохновения до фазы «сохранения достигнутого» -  ключевые вопросы, которые анализирует Эрик Хоффер в своей книге. В среде философов второй половины XX века Хоффер считается экстравагантным самоучкой. После 7 лет без зрения в юности, у него открылась тяга к «поглощению» книг и исследованиям, он ощущал конечность момента и всю жизнь старался «успеть». Несмотря на то, что базового образования Хоффер не получил – его самобытные идеи заслуживают внимания.

«Горожанин. Что мы знаем о жителе большого города?» - книга-дискуссия о городе, который для каждого из авторов и для каждого из нас – свой. Два филолога, политолог, культуролог, два урбаниста, искусствовед, специалист по коммуникациям, психолог, экономист и философ – рассуждают

Сборник журналистских лонг-ридов Александра Гарроса – «Непереводимая игра слов» - отточенное исследование жизни, препарирование героев эссе в поисках источников их уникальности, инаковости и свободы в выборе и следовании своему пути. На страницах открывают свои секреты Михаил Шишкин, Захар Прилепин, Максим Кантор, Алексей Герман и  Гидон Кремер.

Роман Сергея Кузнецова – калейдоскоп сюжетов, начиная с 1885 года, когда Ницше провозгласил смерть Бога и до начала XXI века – «взгляд сверху» на поиски смысла, научение и проживание нового времени, когда c’est fini – у души никого не осталось, ни Бога, ни Дьявола – некому молиться и некого проклинать. Символ цикличности времени - витражная роза историй, едва пересекающихся друг с другом, перемешанных и раскиданных по восьми сотням страниц романа. 

Новая книга Евгения Водолазкина «Авиатор» - многослойный щемящей грусти роман о времени и философии его проживания. Книга о философии воспоминаний, времени, повседневности или тюрьмы повседневности, которая заставляет почувствовать детское дрожащее желание остановить время. Сделать так, чтобы оно перестало двигаться. Сохранить тишину Рая, когда остаются только «несобытия» – внеисторические, освобожденные.

Книга Жаклин Рауль-Дюваль – история Франца Кафки, его загадочной любовной жизни, психопатологических отношений с отцом и матерью, самоидентификации через писательство. Это попытка оживить персонажей, заставить их прожить прошлое еще раз, услышать, увидеть и почувствовать произошедшее заново. Вместе с читателем. Погрузиться в непрерывающееся беспокойство о бесполезно потраченном времени и скрупулезное исследование деталей. Попытка вернуть время.

Книга «Другое море» о жизни от юности до смерти профессора-философа, филолога, историка, европейца, обитавшего на перекресте культур, все время искавшего себя и неизвестно, нашедшего ли. Итальянский писатель Клаудио Магрис рассчитывает на эрудированного читателя – книга резонирует учению Будды, Платону, гносеологии, Шопенгауэру, есть даже переписка с Толстым, закончившаяся предложением главному герою раздать все имущество бедным, как о том написано в Евангелии.

Александр Генис – критик, эссеист, филолог-исследователь.  Его манера – интеллигентный рассказ о классической и современной литературе, будь то творчество Льва Толстого, Пушкина, Бродского, Довлатова или Венедикта Ерофеева. «Довлатов и окрестности. Частный случай» - проект соединения двух книг, написанных в разное время. В издании «встретились» советские авторы, литераторы «третьей волны» эмиграции и классики мировой литературы, такие как Сэлинджер, Беккет, Борхес и Станислав Лем.

Книга Тумаса Шеберга – исследование жизни величайшего режиссера Ингмара Бергмана. Для шведской кинематографии слово «величайший» - не преувеличение. Бергман в местной культуре - своеобразное «лекало», с которым обязательно сравниваются вновь создаваемые театральные или кинематографические произведения. «Тут все равно, что создавать в Швеции новую марку автомобиля – ее непременно начнут сравнивать с Вольво». Бергман в театре и кино для шведов – это Volvo в скандинавском автомобилестроении.  

«Яблоко от яблони» Алексея Злобина – собрание историй о театральном и «киношном» мире, впечатления пораженного «подмастерья», который попал на адскую кухню ресторана «Мишлен, Три звезды», где каждый присутствующий велик, а ИМЯ ГЛАВНОГО уже десятилетия выбито на скрижалях Мастеров всех времен и народов.

Особым удовольствием оказалось читать вместе и лекции, и философскую прозу Пятигорского, находить соприкосновения мыслей, попытаться (трезво осознавая разрыв в способности мышления) связать ниточки размышлений воедино.

«Философия одного переулка» – роман, где философ наблюдает не жизнь, а жизнь сознания. Читаешь, и чувствуешь, как тебя пытаются задеть словами, зацепить как старую кофту за крючочек, и пока распутываешься, пытаясь не вытянуть петли –вступают в разговор. Случайный разговор о главном, когда не заготовленное случайное сдвигает окуляр и открывает мир с другого ракурса. Или другой мир.

Книга Лоранса Скифано открывает дверь в историю итальянского кино и неповторимую атмосферу Милана и оперы Ла Скала начала XX века. Для современников Висконти-кинорежиссёр – «красный граф», а «театральный» Лукино – чудовищный волшебник. Творчество режиссера - гремучая смесь, сформированная происхождением, политическими пристрастиями, приверженностью к «чудовищному» реализму и неистощимым воображением, находившим выход в «волшебных» костюмированных представлениях. 

Книга Анатолия Рясова - «попытка услышать шепот нерождённого, сырого слова…», тридцать писем про язык, который творит сам себя и играет с безумием. С первых строк читателя обволакивает языковая вязь  - гущица, пиетет, крипичики,  пустячки – просторечно чудаковатые слова, обнаруживающие потенциал к дряхлению. От чтения они оживают, обретают вещественность и объем, их можно перекатывать языком по небу, смаковать – откромсанные мгновения, ажитация, обрыдшее, туесок… - приобретают запах «староукладных отсыревших балок». Здесь даже «долька осуждения – неприметный навоза катышек».

Книга написана без лишнего пафоса, никаких нравоучений и интеллектуальных излишков – столь сильное и неприятное лекарство не стоит прописывать слегка приунывшему от обилия спектаклей населению. Бывший психиатр Андрей Бильжо по долгу профессии разбирается в эмоциях и ничего кроме занимательной психиатрии, смачно сдобренной приправой собственных рисунков не предлагает. Оно и правильно, осень – пора обострения многих болезней, прежде всего - психических. Народ устал, стал чувствителен и ему нужен отдых.

Для Юрсенар книга – «портрет голоса», прямая предсмертная речь императора Публия Элия Траяна Адриана, властителя мира, обращенная Марку Аврелию, наследовавшему власть после Антонина Пия. Книга Маргерит – никогда не существовавшее письмо о «веке последних свободных людей», созданное потомком, пережившим катастрофу XX века и мечтающим поделиться знанием, что люди античного мира мыслили, как и мы.  «Плутарх и Марк Аврелий знали, что боги и цивилизации живут и умирают. Мы не единственные , кто смотрит и смотрел в лицо неумолимому будущему.»

Открывая книгу Александра Кабакова вы попадаете на чердак чужого старого дома, где хранятся оставленные на всякий случай, «на вырост» и попросту забытые вещи нескольких поколений. Каждая тряпочка хранит тепло хозяев, которые менялись, оставляли следы, портили, чинили, дорожили или наоборот считали ее никчемным предметом. Вещи на этом «чердаке памяти» - отражения, зеркала прошлого, а книга о них - мемуары и персональная мещанская барахолка. Готовьтесь к планомерному перебиранию всех сундуков и чемоданов. Занятие, наиболее соответствующее ненастной погоде за окном и теплому свету торшера.

«Сериал как искусство» неожиданно оказывается сборником статей по истории кино. В книге в лекционной форме рассказывается об этапах развития кинематографа – с акцентом на работы европейских режиссеров, и фильмы, вошедшие в мировую историю.  Представлены немецкий экспрессионизм, итальянский неореализм, французская новая волна, скандинавский кинематограф. 

Книга – есть звуки Парижа, маленьких улочек, небольших кафе, где стены и узкие лестницы из темного дерева, столики с белыми скатертями, расставленные так близко, что посетители буквально касаются друг друга, вовлекаясь в текущий разговор о делах дочери соседки, друга или хозяина ближайшего магазинчика.

Читать можно с любого места и неопределенное количество времени. Перескакивая и перелистывая. Натыкаясь на слова и смыслы. Иногда не прописываемые, но вытягиваемые из воспоминаний, прошлых книг, прошлых жизней. Успокаивающие своей «былостью», живучестью во времени и пространстве.

Мигель Унамуно – испанский писатель и философ начала 19 века, когда религиозная Испания переживала последствия потери былого имперского величия, крушение национального самосознания и «духовных скреп». Унамуно - столп экзистенциализма, исследователь трагического чувства жизни. Его героев волнует проблема личности «являемся ли мы тем, кем являемся, и пребудем ли впредь тем, кем являемся сейчас?»

В советское время красочных пособий для родителей и ребят по развитию мышления в книжных магазинах было не сыскать. Их "доставали", бережно хранили и передавали по наследству.   Сегодня книги по развитию выкладывают на специальных стеллажах в каждой книжной лавке, но количество не перешло в качество. Поэтому делимся находками - книгами, которые помогают «прокачивать» наших детей в естественных науках, а также познавательно и весело общаться в кругу семьи.

Две книги о поэтах, друзьях, литературе… О нашей потребности овеществлять память и о пути таланта…

Про литературу, которая постепенно становится памятником для профессуры. «Пусть они ее и читают, свой «Гильгамеш»». [2]В литературе, от которой требуют «памятников», угрожая отсутствием бюджетных денег и прочими прелестями культуры потребления, официальное слово деградирует. Тексты пишут, но это - мертворожденные создания.  Обыватели засыпают. Источником новой жизни становится авангард. Только тот, кто принимает осознанное решение писать поперек листа из тетради в линейку, может родить будущее. Быть свободным. Просто быть.

Григорий Чхартишвили – признанный мэтр современного интеллектуально-детективного жанра. Однако, «Другой путь», вторая книга цикла «Аристономия», не попадает в развлекательный  формат. События происходят в двадцатые годы, художественная линия книги «перемежается» с философско-историческими исследованиями природы Любви и трансформации общественного понимания этого феномена по мере «взросления» общества.

Только мы - лицо нашего времени. О сборнике «Русский футуризм»

«Взрывом» интеллекта и свободы, который открыл новые имена и идеи, называют русское искусство начала XX века. Интерес к этому периоду истории только растет, поэтому для желающих расширить представление о периоде - рекомендуем сборник «Русский футуризм Стихи, статьи, воспоминания». 

Герой романа Джона Уильямса - профессор Уильям Стоунер увлечен главным и единственно значимым в его картине мира занятием – изучением английской литературы. Начиная с обучения в колледже, все остальные общечеловеческие перипетии проходят для героя «рефреном» – женитьба, рождение ребенка, университетские интриги, неожиданная любовь со студенткой курса. Все это жизнь в параллельной вселенной, где неспешно отсчитываются дни, месяцы и годы.

Любителям чтения игр разума интеллигентов-задохликов рекомендую. Такое количество упоминаний Кьеркегора, Сартра, Декарта и других уважаемых философов придает особенный вес юмористической прозе. Рассказы лучше выбирать наугад, так сохраняется интрига - «Вселенная есть просто идея, ненадолго мелькнувшая в разуме Бога, - весьма неприятная мысль, особенно если вы только что внесли первый взнос за купленный в рассрочку дом.»

Якутскую кампанию Пепеляева в «Зимней Дороге» можно сравнить, с "Одиссеей", где отряд, претерпевая лишения, движется по странным, неизвестным территориям, забывая смысл путешествия и теряя цель. Столкновение генерала с анархистом Иваном Стродом – сродни битве между двумя античными героями, где смысл битвы – в схватке, уважение к живому противнику – основа правил военных действий.

Осенним днем, когда за окном дождь или даже снег, ветер и хочется тепла и уюта читать про «С самыми близкими разговор о главном требует наибольшего дерзновения» и «Что сейчас делает Мандельштам, кому и какие пути расчищает его слово?» - создавать свой маленький комфортный мирок, где живые прикосновения не кажутся архаичными и каждый – любим, важен и ценен сам по себе. Просто так.

Вопросы, которые ставит Томас Пикетти, перекликаются с теми, которые сформулировал Карл Маркс в своих «Манифесте» и «Капитале». Основная разница - теория Маркса является плодом «чистого разума» и «умозрительных заключений». В отличие от классика, Пикетти использовал и проанализировал огромный массив архивных данных, накопленных за два последних столетия, содержащий имущественные и налоговые декларации, данные кадастров недвижимости, ведущих состояний Европы, Британии и Америки. 

«Над кем еще смеяться, как не над священными коровами?» или «можно ли называть злодейством деяния неразумных карликов»

 Отсылки к Рене Генону, Ги Дебору, Кену Уилберу, Артюру Кравану, гротеск и … периодическое окунание в банальность делают свое дело. Книгу невозможно читать отстраненно: смех, грусть или раздражение от некомфортности и неутилитарности. Без эмоций вряд ли получится. «… процесс мышления, хотим мы того или нет, всегда предполагает преувеличение. Тот, кто не хочет преувеличивать, вынужден замолкнуть, а молчание приводит к параличу интеллекта и в конечном счете к идиотизму

«Как ни пиши, а лучше Шекспира не напишешь. Писать хуже, чем он, нет смысла. Что же делать? Ложись, да помирай».
Федор Сологуб

Судьбы известных русских поэтов, их стихи, городская архитектура, набережные Невы, «тучи и мосты» переплелись в рассказах Вячеслава Недошивина о Петербурге Серебряного века. Когда читаешь «Прогулки», не оставляет вопрос: как случилось, что в одно время, в одном городе жили и писали крупнейшие русские поэты? Почему именно в литературной «Башне» Вячеслава Иванова встретились Гумилев, Ахматова, Волошин, Сологуб? Почему в «Бродячей собаке» виделись Блок, Хлебников, Маяковский и Мандельштам? 

В «Крепости» Петра Алешковского друг на друга наслаиваются истории одиннадцатого века, периодов Золотой Орды, правления Ивана Грозного и провинциальной повседневности 2014-2015 годов. Историк-археолог Алешковский демонстрирует неизбежные последствия выбранной профессии – невозможность смотреть на окружающую действительность с фильтром сиюминутности. Картинка постоянно расширяется до вековых и даже тысячелетних сюжетов.  С высоты же веков, наша жизнь - не более чем игра одного поколения в ощущение собственного величия, потребительский гедонизм и отрицание собственной конечности.

Книга практикующего психотерапевта Ирины Млодик – помощник для родителей детей всех возрастов. Она для тех, кто хочет лучше понимать своих детей, избежать распространенных «воспитательных ошибок», «не навредить», помочь ребенку быть счастливым. Это книга о семейных взаимоотношениях и сложных этапах детского взросления.

Солнце, Эгейское море, южные сосны с длинной хвоей, запах приправ, белое вино, с добавленной, как и во времена Гомера, древесной смолой – книга «Лабиринт у моря» польского поэта и эссеиста Збигнева Херберта навевает отпускное настроение и желание немедленно сесть в самолет. С собой взять скромный рюкзак с минимально необходимыми в путешествии вещами и совершенно нескромную библиотеку исследователя истории и памятников античного искусства, один сбор которой способен привести в возбуждение любителя открытий в духе Генриха Шлимана и Артура Эванса.

Книга «Вчерашний мир» - взгляд очевидца на исчезающую Европу начала XX века - последняя, автобиографическая проза Стефана Цвейга, которую он писал в эмиграции: сначала в Англии, потом в США и Бразилии. В книге Цвейг пытается понять и объяснить, как и почему население и правительства европейских стран «разменяли» буржуазное благополучие и свободы, на две мировые войны, десятки миллионов потерянных жизней, исковерканные судьбы семей и целых народов.

В критическом исследовании биографии Ги Дебора, интеллектуального революционера XX века, Энди Мерифилд ищет ответ только на один вопрос, зато самый сложный. Почему теоретик «Общества спектакля», эстетствующий обличитель урбанизма, лидер Ситуационистского интернационала в один момент исчез из эпицентра радикализма и ушел во внутреннюю эмиграцию, «заточив» себя на двадцать оставшихся лет жизни в маленькой деревушке Шампо французской провинции Овернь. 

«В реляциях твоих употребляешь ты зело много польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно; того ради тебе реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя слов и терминов». Петр Первый – своему послу.

Нора Галь - человек-легенда в среде советских переводчиков. Она познакомила российских читателей с «Маленьким Принцем» Сент-Экзюпери, переводила рассказы и повести Рея Бредбери, Сомерсета Моэма, Герберта Уэллса, Роберта Шекли, Айзека Азимова.

«Древняя Испания обнимала собой

нынешние Испанию и Португалию».

«Три первых века христианства». Василий Болотов.

Василий Болотов – российский историк конца 19 века, написавший ряд исследований о зарождении и развитии христианства. Его книгу «Три первых века христианства» нельзя назвать «ровной». Если первая часть автору удалась, то последующие главы, рассказывающие о гностических учениях и географических направлениях развития христианства написаны в «механистическом» ключе.

«Нулевой номер» - неожиданно пелевинская вещь имени Умберто Эко, которая российскими читателями может быть воспринята как интеллектуальный и интеллигентский парафраз на «Generation П». Та же среда – все медиа игры происходят в головах читателей, как предполагаемых сюжетных, так и нас – живых и настоящих. Тот же целевой результат – легкий впрыск противоядия от манипуляций и промывки мозгов. Легкость восприятия гарантируют простой язык и юмор книги, а качество лечебного эффекта - подробная демонстрация и разбор методов воздействия семиотического кодирования и его предвидимой интерпретации.

Книги Карен Армстронг – это внимательное и бережное исследование истории мировых религий. Оно объединяет аналитический взгляд историка-религиоведа и результаты собственного нравственного поиска -  Карен Армстронг на протяжении ряда лет была послушницей католического монастыря. Вероятно, именно такой «сплав» интереса к предмету исследования и личного отношения, позволил Армстронг создать книжную серию, обладающую ценностью и для атеистов, и для людей верующих, провести рассмотрение этически сложного предмета, не ставя под удар чувства читателя, никого не обижая. 

- А разве психология роботов так отличается от человеческой?
- Огромная разница.
- Она позволила себе холодно улыбнуться,
- Прежде всего, роботы глубоко порядочны.
Айзек Азимов «Я, робот»

Книга «Мысленный Волк» вызывает необычные ощущения. В ней переплетаются факты и вымысел, повествование легко перепрыгивает из реальности в мечты или сновидения. В героях книги угадываются писатели, литературные критики, философы, религиозные деятели России начала XX века.

«Искусство статично и уже свершилось, а человек – всего лишь непрерывно идущий по некой дороге маленький персонаж, который не обречен быть человеком, а вполне может быть и хищным животным.»

Книга эссе, рассказов, дневниковых записей и лекций Александра Сокурова напоминает интеллектуальный фильм, где абзацы – кадры, смонтированные режиссером в соответствии с неведомым нам замыслом.

Николай Гумилев — удивительный и загадочный образ в поэтическом кругу России начала 20 века. По «степени романтизма» с Гумилевым сопоставим только Сергей Есенин, который осознанно работал над имиджем для «продвижения» поэтической карьеры. Цельный и естественный «романтический образ» Гумилева — результат поиска себя, когда неуверенный «тринадцатилетний» мальчик, так взрослый Гумилев определял свой внутренний возраст, ищет незыблемые, фундамент

»-…И повезу я вас, граждане раскулаченные, и вас, граждане бывшие люди, в новую жизнь… Бывшие люди? Зулейха не понимает: бывшие люди – это мертвецы»
Архетипическая история «путешествия героини» — татарской женщины в Советской России 30-х годов прошлого века: семейная деспотия, раскулачивание, переселение, столкновение с рукотворным адом, выживание в голоде, холоде Сибирских лесов и внутреннее путешествие – путь познания: от отрицания себя, как личности, к открытию и принятию своих желаний в каче

В книге Владимира Зисмана вы найдете живой язык, юмор и открытые настежь «задворки» оркестра, в которых вы разглядите подноготную этого мифологизированного бабушками и родителями, и такого похожего на другие, ремесла.

Профессиональный фольклор вносит в книгу развлекательные нотки. Как юмор узкоспециализированного социума он жесток, циничен и, вместе с тем, тонок и нежен к предмету своей любви.

Утренние любители выпить. Кружки наполнены, идет громкое общение. Слышу, внезапно: «Врубель! Врубель!». Понимаю, вот он — человечище, вот она — настоящая довлатовская душа… Подхожу ближе, а там, еще громче, с возмущением: «В РУБЕЛЬ – мне эта кружка обошлась!». «Не судьба»,- подумал я и пошел дальше». Из реальных историй работников Русского Музея.

«Я не могу писать на заказ. Я могу писать только то, о чем хочу писать. Я могу попробовать писать по-другому, но не думаю, что у меня это получится». Борис Пастернак

«Вообще говоря, я ничего не считаю таким здоровым, как изрядная порция непризнания, которое имеет, конечно, и свои неприятные стороны, но из радостной переработки неприятного вырастает замечательное.»

«Президентство является пределом его (политика) стремлений… Если вы были уже самым могущественным человеком в мире в течение четырех лет, то готовы пустить под откос все остальное, за исключением еще четырех лет в том же качестве». Хантер Томпсон.

«Ждали от тебя, — писала Чехову мать, — не пришлешь ли денег, очень было горько […], у Маши шубы нет, у меня башмаков, сидим дома…» «Мамаша ждала от тебя 20 рублей, — писал отец. — Как услыхала, что прислано 12 рублей, залилась горькими слезами». Антону в это время 16 лет, и он зарабатывает репетиторством.

«Да потому что нет никаких врагов». Артем – Летяге.

«Метро 2035» Дмитрий Глуховского - книга жесткая, динамичная, рассказывающая о возможности выбора в любой, казалось бы, «безальтернативной» ситуации. Книга о степени ответственности человека перед самим собой.

События книги «Моя мать Марина Цветаева» - это воспоминания старшей дочери Марины Цветаевой – Ариадны Эфрон - о родителях, дореволюционном быте семьи, эмиграции и жизни в Чехии. И именно этот «взгляд из детства» есть одновременно и сильная, и слабая сторона книги.

«Записки об Анне Ахматовой» — книга, написанная с любовью и чувством теплейшей привязанности. Великая русская поэтесса для Лидии Чуковской – часто гениальный ребенок, иногда подруга, иногда мудрая старшая сестра, — человек, привязанность к которому измеряется не только дружескими, но и глубокими родственными чувствами.

Приятный способ сбросить шелуху с восприятия современного искусства, понять почему художники делают ЭТО так, и… поговорить с очень умным человеком о самих себе. Особенно полезно ищущим, непокорным, свободным духом. Тем, кто воспринимает случай, как способ выйти за пределы своей личности. Как говорил известнейший российский искусствовед Турчин Валерий Стефанович, к сожалению, умерший в этом году: «Авангард – «школа духа», которая готовит человека к будущему, стимулируя «рефлексию о непознаваемом»

Не всем дано мнить себя сахарным апельсином. «Нельзя допускать, чтобы задняя мысль из головы уходила в задницу.» Эрик Сати «Заметки млекопитающего», перевод Валерий Кислов, издательство Ивана Лимбаха, Санкт-Петербург 2015

Оценки, щедро раздаваемые Иваном Алексеевичем Буниным в книге о российских деятелях искусства, событиях первой мировой войны и революции — «Гегель, Фрак, Метель» — весьма едки, если не жестоки. «Буйнейший пьяница Бальмонт, незадолго до смерти впавший в свирепое эротическое помешательство, морфинист и садистический эротоман Брюсов, запойный трагик Андреев… Про обезьяньи неистовства Белого и говорить нечего, про несчастного Блока тоже…». Также «крепко попало» Горькому, Цветаевой, Маяковскому и Волошину. Почему же Бунин так строг со своими коллегами по цеху?

«Ты странник, и должен каждый день продолжать путь, который и есть твоя единственная цель.» Шандор Мараи

В книге «Тропами северного оленя» Мариуш Вильк рассказывает нам часть своего Пути, - исследование истории и культуры маленького северного народа - саамов, в надежде себе и нам помочь через разглядывание Другого найти самих себя.

«Фигурные скобки» Сергея Носова - финалиста премии национальный бестселлер

«Никогда не провоцируй меня на выражение правды иного порядка» или жаль, «что миропорядок не устроен по разумным лекалам».

Перед входом на похороны члена политбюро. «У вас есть билет на сегодняшнее мероприятие?» – «Да, у меня абонемент на весь сезон».

Алексей Юрчак, профессор антропологии Калифорнийского Университета, анализирует в своей книге историю позднего периода Советского Союза (60-е – 80-е годы) и пытается объяснить, почему с одной стороны основная масса населения никак не ожидала стремительного развала государства, а с другой - после «постперестроечного» крушения – пребывала в стойком ощущении, что так и должно было случиться.  Как оказалось, что при внешней незыблемости системы все были готовы к ее практически мгновенному разрушению.

Ипполитов Аркадий «Тюрьмы» и власть. Миф Джованни Баттиста Пиранези»., издательство «Арка», Государственный Эрмитаж, Санкт Петербург, 2013 «Образ Пиранези столь же реален, как и любой миф. Книга — разоблачение»

Книга в стиле «жизнь великого произведения» посвящена знаменитой серии офортов Джованни Батиста Пиранези (1720–1778), известной под названием Capricci di Carceri или «Тюрьмы». Наряду с «Меланхолией» Дюрера, «Доктором Фаустусом» Рембрандта и «Капричос» Гойи,«Тюрьмы» — одни из самых известных произведений в истории гравюры и одни из наиболее загадочных и мифологичных «текстов», связывающих сродни поэзии и музыке прошлое, будущее и настоящее.

Евгений Шварц – один из известнейших драматургов и сценаристов 30-ых – 50-ых годов. По его сценарию поставлена, например, та, «старая», «Золушка» («встаньте, дети, встаньте в круг…»), фильм «Сказка о потерянном времени» - помните еще «черно-белых» заколдованных дедушек и бабушек – школьников?

Книга Александра Чудакова – про Россию XX века через воспоминания, осмысления мальчика, юноши и уже взрослого Антона Стремоухова. Его видение этого мира, жизни и систем ценностей родных, его интерпретаций и "переваренных" отражений. Автор допускает нас только до "запомненного", отложившегося яркими маркерами в памяти Антона реального соприкосновения. И потому не складывается впечатление "придуманности", - перед нами автобиографическая история.

«Мерзавцы прежде всего дураки. Быть добрым гораздо веселее, занятнее и в конце концов практичнее». Корней Чуковский. Из воспоминаний Лидии Чуковской.

Книга «Воспоминания о Корнее Чуковском» помогает понять, каким был «главный сказочник страны» по-настоящему. Чуковская Елена «Воспоминания о Корнее Чуковском» составители и авторы комментариев Елена Чуковская и Елена Иванова, издательство «Никея», 2012 «Праздность, в особенности умственную, он всегда ощущал, как великую пошлость»

«Нуте-с, батенька, Иосиф Виссарионович, скажите: куда ж нам плыть?» Владимир Ильич – Кобе Джугашвили.

Одной из непременных составных частей любого детектива является загадка. В случае с последней книгой Бориса Акунина «Планета Вода», «интрига» заключалась не столько в детективном сюжете, а, скорее, осталась в предыдущей книге серии – «Черный город».

«Я нарисовал посреди своих заметок небольшой могильный камень и написал эпитафию: «Того спасти мы можем» (Цитата из Фауста, в переводе Б. Пастернака)»

Эссе написано по мотивам размышлений автора во время пребывания на острове на юге Тихого океана, в пятистах милях от берегов центрального Чили, официально носящего название в честь Александра Селькирка, шотландского матроса, чья жизнь на нем вероятно послужила основой романа о Робинзоне, и который местные жители по-прежнему называют Мас-Афуэра или Дальний.

Старая Москва и москвичи в круговороте истории. История многих городов тесно связана с историей страны, но именно жизнеописания «старой» Москвы особенно выпукло показывают, что ничто не случается внезапно. У «ярких» проявлений жизни сегодняшних москвичей можно найти множество предпосылок и «схожестей» в прошлых веках. И потому полезно иногда оглянуться, и увидеть модель частной жизни города с «высоты времени».

«Сегодняшний Рим – это огромный сгусток человеческой славы и человеческих ошибок. <> Дар вам и всему миру от людей, которые умерли и все же не могут умереть никогда» Роберт Хьюз

Что есть Рим? Каждый раз собираясь в вечный город, в какой Рим мы на самом деле едем? 3 000 лет истории взлетов гуманизма и падения нравов, честолюбивых замыслов и периодов забвения с пасущимися коровами на Форумах. Рим многолик. Это город несущий печать пребывания в нашем мире Цезарей, ранних христиан, варваров, много

«Утром съев конфету Еж — В восемь вечера помрешь». Николай Олейников – главный редактор детского журнала «Еж».

Книга Валерия Шубинского – исследование жизни Даниила Хармса, глазами родственников, друзей, поэтов – авангардистов, советских литературных критиков, недоброжелателей от литературы и политики.   

Шубинский Валерий. «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру», издательство «АСТ», Corpus, 2015 «Когда все предопределено»

«Дисклэймер»: Не смог определиться со своим отношением, поэтому прошу считать данный пост – Нерецензией.

Дмитриев Игорь Сергеевич «Упрямый Галилей», издательство «Новое литературное обозрение», серия «История науки», 2015 «Галилео Галилей и Урбан VIII. От любви до ненависти»

После прочтения «Упрямого Галилея» еще раз убеждаешься в том, что жизнь и судьба натурфилософии в XVII веке была гораздо сложнее и многообразнее, чем мы думали, и чем представляла нам официальная историческая наука. Конечно Галилео было очень непросто с Католической Церковью, но, как сложно было Папской Курии с Галилеем! Урбан VIII жаловался Послу Тосканы в Риме что «судя по всему, папа больше любит Галилея, чем Галилей папу». Конечно, в этой фразе есть большая доля лукавства со стороны понтифика, но правда тоже определенно присутствует.

Губайловский Владимир «Учитель цинизма», Эксмо 2014 «И никого вокруг. Да и сам-то ты где? И правда, где я?»

Цинизм, когда вскрытие уже все показало, – высшая стадия развития или деградации математика в моделировании систем, когда от любого живого остается только набор символов – выщелоченный остов. Когда жажда эстетического применения собственного разума и матаппарата разрушает душу. «Бессодержательная теория всегда логически безупречна». 

«Полковнику без пистолета было как Че Геваре без революции – ни жить, ни умереть.»

Книга Елены Бочоришвили – сборник рассказов о жизни нескольких поколений грузинских семей. Эта жизнь «как есть», без «лубочных» зарисовок кавказских застолий, без романтических похищений влюбленных невест, описаний застарелых родовых обид и чудесных примирений. Эти сюжеты, конечно, тоже присутствуют, но ровно в той пропорции, которая позволяет увидеть реальную, «не киношную» действительность. 

Бочоришвили Елена «Голова моего отца», издательство CORPUS, Астрель, 2012

«Жизнь заставляет платить сполна за каждую сбывшуюся мечту. Но за несбывшиеся мечты плата так же дорога».

Книга Василия Голованова «Остров» о путешествии человека к себе, о поисках территорий, не испорченных цивилизацией, где можно стать самим собой.

Голованов Василий «Остров. Или оправдание бессмысленных путешествий», 2011, 2009, 2002 «У каждого из нас есть свой Остров».

Соперничество, то ли слово? Соперничество возможно между признающими себя равными, но не было момента, чтобы эти двое открыто признавали друг друга достойными для литературной дуэли. В начале истории Бунин — король эмигрантской литературы, признанный гений, достойный последователь Толстого и Чехова. Набоков же – малоизвестный начинающий автор. В середине книги – в 1933- 1939 годы — Набоков уже не признает превосходства Бунина, а Бунин страдает от старости, пишет в своих дневниках «о соскальзывании в бездну отчаяния, о потере силы воли, о бессмысленности жизни» и последние годы, — Набоков стремительно идущий к «зениту» мировой славы и Бунин, написавший лучшее свое произведение. Это история метаний двух талантливых художников в жестких рамках поисков слова, темы, новых форм и смыслов, самовлюбленности, творческой ревности, уничижения заслуг соперника в угоду собственному успокоению…

Шраер Максим «Бунин и Набоков. История соперничества», издательство Альпина нан-фикшн, 2015

«Станция Переделкино. Поверх заборов» — книга о частной жизни советских писателей 50-ых – 80ых годов, рассказанная прямым свидетелем происходивших событий.

Александр Нилин, сын советского писателя Павла Нилина, с детства жил в Переделкино и в Лаврушинском переулке (дом напротив Третьяковки) в Москве, наблюдал и «участвовал» в частной жизни главных писателей советского времени: Чуковского, Пастернака, Фадеева, Симонова, Валентина Катаева, Евгения Петрова. 

Нилин Александр «Станция Переделкино. Поверх заборов», Редакция Елены Шубиной, издательство АСТ, 2015 «Заметки о частной жизни писательской богемы»

«Если вы ставите себе цель добиться максимального новаторства и конкурентоспособности, вам не нужна ни избыточная сплоченность, ни избыточная фрагментация. Вам нужно, чтобы ваша страна, отрасль, индустриальный район или компания была разбита на группы, которые конкурируют друг с другом, в то же время поддерживая между собой достаточно свободное сообщение».

Даймонд Джаред «Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ», пер. с англ. М. Колопотин. Corpus, АСТ 2010. «Non-fiction с далеко идущими выводами»

В «Соловьеве и Ларионове» вы не найдете «фирменного» для Водолазкина пересечения старорусского и современного языка. Действие книги происходит в 1920 и 1996 годах. Сюжет книги разбивается на две связанные линии: первая это жизнь молодого историка Соловьева, который занимается исследованием жизни белогвардейского генерала Ларионова, вторая – история самого Ларионова, времени обороны Крыма и Перекопа, отступления армии Врангеля в Константинополь.

«Мне кажется, Бог, Мироздание… Оно совсем не злое… Просто довольно равнодушно к деталям. Поэтому в неопределенных ситуациях, иногда достаточно легкого намека. И Мироздание довольно… Сами уже все выбрали, идем дальше. И мы идем»

Погрузиться в мир средневековья довольно просто, когда тебе рассказывают не сухую политическую историю: родился, женился, завоевал, был убит/отравлен/и т.п. (вариантов во все времена у правителей закончить свою жизнь исключительно по старости лет было немного), а истории с живыми образами, перемежая народные легенды и комментарии профессиональных историков.

Дрюон Морис «Париж от Цезаря до Людовика Святого», перевод и комментарии Н. Василькова и С. Васильева, «Азбука-Аттикус» 2015, КоЛибри «Квинтэссенция средневековой истории Парижа или „быв грязью, стать духом“ «

Удивительная судьба, помещенная в сконцентрированные исторические рамки.  «Ориенталист» Тома Рииса – биографическая история жизни Льва Нусинбаума, выходца из семьи бакинских нефтепромышленников-евреев, ставшего впоследствии известным писателем, принявшим ислам, публиковавшимся под псевдонимами Мохаммед Эссад Бей и Курбан Саид.

Риис Том «Ориенталист. Тайны одной загадочной и исполненной опасностей жизни», переводчик Владимир Болотников, издательство Ад Маргинем, 2012 «Нефть и кровь»

Автор Ирвин Ялом – известный американский психотерапевт, профессор психиатрии Стэндфордского Университета. Именно поэтому в книге так ярко и тщательно описаны характеры героев, противоречия их внутреннего мира и мотивации.  Отсюда же понятно, почему в обоих историях (в книге развивается два связанных сюжета) у героев возникают доверенные собеседники, с которыми они делятся своими переживаниями – так, одном случае, vis-a-vis героя – вообще австрийский психотерапевт.

Книга для топов, «выросших» из поисков рецептурных методик, осознавших, что строительство бизнеса совершенно не равно сиюминутному предпринимательству, хотя последнее безусловно имеет право на жизнь, полезно, двигает рынок вперед, но все-таки отличается от системного подхода строительства долгосрочных бизнес моделей.

главное в книге - это рассказы про учебу в МГУ у Виппера, Василенко, Либермана, Колпинского, про «перипетии» произведений современного и западного искусства в ГМИИ им. Пушкина (порадовали слова Голомштока, что сие заведение - «культурный отстойник» для молодых искусствоведов и старой ученой интеллигенции – то есть людей преимущественно приличных). Мне были интересны суровая и вместе с тем глубоко личная история дружбы с Синявским, рассказы о встречах с Даниэлем, Пятигорским, истории совместной работы с Щедровицким и многими другими выдающимися умами российской научной и литературной мысли.

Есть в истории человечества легенды о мифических странах и землях, о территориях, когда-либо найденных, но случайно потерянных. В существование этих земель человечество верило на протяжении тысячелетий, в то время, как эти земли вряд ли когда-либо существовали в действительности.

Пронзительная история про знахаря, отшельника, святого — сделавшего свой этический выбор – прожить ВСЮ жизнь, за другого, любимого человека, потерянного им в молодости. Ни на кого и ни на что не похожий, язык автора, специалиста по старорусской письменности, воспитанника Пушкинского Дома, ученика Лихачева, – потрясающая ткань, где переплетаются старорусский, погружающий в эпоху средневековья, и современный язык – острый и ироничный. 

Водолазкин Евгений «Лавр», Редакция Елены Шубиной, Издательство Астрель. «Про предназначение»

В «Пангее» одновременно сосуществуют великолепный текст, высочайшего уровня мастерство владения словом, вплетение философии в сюжет и вместе с тем периодические мелкие, суетные, не побоюсь этого слова, скабрезные подробности личной жизни ВВП, в иносказательной, ...

Для тех, кто хочет открыть для себя наших школьных классиков с новой, неизвестной стороны, рекомендую книгу Бенгта Янгфелдта «Революция/Любовь Владимира Маяковского. Я для меня мало».

Достаточно ли мы знаем про первые послереволюционные годы в России? Я понимаю, что практически ничего не знаю о том времени, что не удивительно. Вся информация черпалась нами из детства, из тенденциозных источников, таких как уроки школьной истории и различного рода фильмы (на память приходит сразу бесшабашная «Свадьба в Малиновке»).

Совершенно нормально, что для многих из нас системное понимание искусства представляет определённую сложность. Конечно, мы много читаем, ходим, как все интеллигентные люди, в музеи и на выставки, совершаем свой Гранд Тур по европейским столицам.

Хорошо ли мы знаем свою историю? Хорошо ли мы знаем историю литературы, историю жизни наших классиков, которых мы все проходили в школе? За стандартными штампами и школьными определениями стоят яркие, сложные, неоднозначные личности и характеры писателей, истории их взаимоотношений с окружающим миром.

Про зрителя, который всегда был только функцией и никогда не претендовал на что-то большее. "Деятельность зрителя состоит в потреблении. Он слишком привык, что смотря на экран, находится с другой стороны события." Это приводит к привычке воспринимать любое событие дистанционно, что в свою очередь ведет к отрешенному поведению в реальной жизни.